Вооружённые силы Уругвая

Леонид сожалеет. Это незавершённая статья. Ей существенно не хватает текста, изображений и ссылок. Вы можете помочь нам, дополнив или исправив статью.

Вооружённые силы Уругвая
Тип:	Регулярная армия
Род занятий:	Защита суверенитета и территориальной целостности Уругвая
Время деятельности:	1825 г. - настоящее время
Родина:	Уругвай
Место действия:	Уругвай
Оружие:	1900 - 1920 гг.: Smith & Wesson No. 3 Revolver, Colt Army Model 1860, Mauser Model 1871, Mauser Model 1895, Карабин Mauser M1895, Пулемёт Норденфельта, Пулемёт Максима обр. 1883 г., Сабля, Пика 1960 г. - настоящее время: FN Browning GP-35, Glock 17, M1911, HK P30, FMK-3, Uzi, HK MP5, HK UMP, HK MP7, Remington 870, Steyr AUG A2, АК-101, HK G36, FMAP-FAL, Accuracy International Arctic Warfare, HK MSG90, McMillan TAC-50, Peregrino FS50, Steyr HS .50, Barrett M82, Ultimax 100, FN MAG, Пулемёт М60, MG3, Пулемёт M1919, Browning M2HB, HK69A1, CIS 40AFL, РПГ-7В1, HJ-8, ПТРК MILAN, Боевой нож ВС Уругвая
Боевая техника:	M24 Chaffee, M41 Walker Bulldog, ТИ-67, Engesa EE-3 Jararaca, Engesa EE-9 Cascavel, MOWAG Cougar, MOWAG Husky, M113A1, МТ-ЛБ, OT-64 SKOT, Condor UR-425, ГАЗ-3937 "Водник", MOWAG Grizzly, БМП-1, BVP-1, ГАЗ Тигр, 2С1 "Гвоздика", RM-70, 106-мм безоткатное орудие М40, 81-мм миномёт M1, 81-мм миномёт LN/M-86, 120-мм миномёт SL, TCM-20, M167 VADS, 105-мм гаубица M101, 105-мм гаубица M102, 155-мм гаубица M114, Land Rover Defender, Unimog, Mercedes-Benz MB 1017, DAF 2300, Урал-4320-31, ПТС
Враги:	Испанская армия, Парагвайская армия, Тупамарос
Символ:

Вооружённые силы Уругвая — совокупность войск Республики Уругвай, предназначенная для защиты свободы, независимости и территориальной целостности государства.

Хосе Хервасио Артигас, как основатель уругвайской армии, почитался солдатами этой страны на протяжении всей истории: генерал был и остается безоговорочным авторитетом даже после своей смерти, а его кокарда принята официальным символом всех Вооруженных сил и присутствует на эмблемах отдельных подразделений.

История

Формирование вооруженных сил началось с момента провозглашения независимости страны 25 августа 1825 года.

Военное сотрудничество c США началось в 1930-е годы и значительно усилилось после окончания Второй мировой войны и подписания в 1947 году в Рио-де Жанейро Межамериканского договора о взаимной помощи.

В 1952 году Уругвай и США заключили двусторонний военный пакт.

От представительной демократии к военной диктатуре

Превращение вооруженных сил Уругвая в важный политиче­ский фактор в жизни страны в конце 60-х - начале 70-х годов был расценен уругвайскими и иностранными социологами и поли­тологами как главное свидетельство "латиноамериканизации" этой страны. Дело в том, что еще до сравнительно недавнего времени было своего рода стереотипом характеризовать Уругвай как "Швейцарию Латинской Америки", которая якобы была ограждена от соци­альных бурь, бушевавших в латиноамериканских странах. В качестве одного из главных доказательств приводился статус уругвайской армии, которая считалась сугубо "аполити­чной", занимающей скромное, чуть ли не декоративное место в жизни уругвайского общества. Уругвайский публицист и политический деятель Эктор Гутьеррес Руис писал следующее:

“

Если бы в течение последних 25 лет любого жителя страны спросили бы об его мнении относительно роли вооруженных сил в жизни уругвай­ского общества, то вне всякого сомнения 90% всех опрошенных ответили бы в традиционном духе, отведя им второстепенную роль в национальных судьбах, или даже сведя ее практически к чисто декоративным функциям. Теперь же наверняка такой же процент опрошенных ответил бы на этот вопрос, в совершенно ином духе, и хотя ответы могли бы быть не ясными и не вполне убедительными, каждый уругваец поставил бы под сомнение то, что раньше принималось за абсолютную истину: место армии в казармах.

”

Действительно, в течение многих десятилетий уругвай­ская армия занимала незаметное место в политической систе­ме, созданной в стране. Её миссия была ограничена сугубо профессиональными функциями, традиционными задачами охраны границ. "Аполитичность" армии, культ сивилизма считались своего рода незыблемыми основами уругвайского общества. Уругвайский социолог Карлос Баньялео писал:

“

Никто из военных, который в те годы захотел бы выступить в роли спасителя отечества, не нашел бы благоприятных условий для успеха своей авантюры.

”

Своего рода "уникальность" положения Уругвая в Южной Америке в этом плане объяснялась особенностями той полити­ческой системы, которая создавалась в стране на протяжении длительного времени под руководством видного государственного деятеля Батлье-и-Ордоньеса, а после его смерти (1929 г.) сторонниками батльистской политики, объединившимися в пар­ тию "Колорадо". Особенность политики Батлье-и-Ордоньеоа, как пишет уругвайский социолог Лилиан де Рис, заключалась в том, что городская буржуазия, осуществив ряд реформ по модернизации страны и пойдя на компромисс с аграрно-латифундистскими кругами, добилась относительно прочной политической и со­циальной стабильности в стране.

В этих условиях, по словам Лилиан де Рис, вооруженным силам страны была отведена роль чисто профессионального, "аполитичного" института, причем в наиболее классическом его варианте, поскольку на армию в отличие от других латиноамериканских стран не была даже возложена задача быть гарантом стабильности государственных институтов. Показательно, что и в моменты кризиса (например, во время государственных переворотов 1933 и 1942 гг.) господ­ствующие классы использовали в своих интересах полицейские силы, оставляя в стороне армию. Как пишет Л. де Рис, "с представлением о воору­женных силах как "аполитичных" и сугубо профессиональных резко контрастировало представление о мис­сии полицейских сил, которые выступали гарантом и охранителем системы". Положение стало меняться с конца 50-х годов, когда со­циально-политическая система начала давать все большие трещины, обнаруживать свою неэффективность и непрочность. Про­явлением этого кризиса явились обострение классовых, социальных противоречий, борьба в рядах господствующих полити­ческих сил. В течение долгого времени господствующим классам, об­ладавшим всей полнотой государственной власти, удавалось смягчать классовые, социальные противоречия в стране, ре­шать их более или менее безболезненно в рамках существую­щей системы. Подобной политике способствовали такие благо­приятные факторы, как достаточно высокие темпы экономиче­ского развития в первое десятилетие после окончания Второй мировой войны, война в Корее, принесшая большие прибыли господствующим классам, что позволяло им проводить политику социального маневрирования, сохраняя более или менее при­личные условия жизни трудящихся, средних слоев насе­ления.

Однако кризисные явления, наметившиеся в стране с се­редины 50-х годов, в корне меняют положение. В основе это­го кризиса, как и во многих других латиноамериканских стра­нах, лежит глубокий кризис импортзамещающей индустриализа­ции, которая, хотя временно и способствовала росту темпов экономического развития, не сопровождалась какими-либо глу­бокими социальными преобразованиями, укреплением экономиче­ской независимости, сохраняя деформированный характер уруг­вайской экономики. Начавшийся в стране кризис проявлялся в резком паде­нии промышленного производства, которое в период 1945 - 1955 гг. возрастало ежегодно на 8,5%, а со второй половины 50-х годов всего на 0,3%. Резко снизился прирост валово­го внутреннего продукта, который в период 1957 - 1959 гг. упал на 6,3%.

В условиях обостряющегося кризиса господствующие классы стремились переложить всю его тяжесть на плечи трудящих­ся, сохраняя высокие прибыли буржуазно-помещичьих группиро­вок путем перераспределения национального дохода в их поль­зу . Эта политика встречала растущее сопротивление трудящих­ся масс, рабочего класса, численность которого быстро росла, а с нею росло и его влияние на жизнь уругвайского общества. С 1930 по 1960 гг. число лиц наемного труда в самодеятель­ном населении возросло от 39,7% до 77,6% (численность госу­дарственных служащих увеличилась на 26%, численность рабо­чих — на 12%). Кризис ухудшил положение не только рабочего класса, но и средних слоев, способствуя радикализации их позиций. Особенно это коснулось различных категорий служащих (банковские служащие, учителя), кото­рые стали все более активно включаться в освободительное движение.

Какими же, были вооруженные силы на пороге своего актив­ного вмешательства в политическую жизнь страны? Низкая соци­альная престижность военной профессии, связанная в первую очередь с положением армий в обществе, наложила печать сво­его влияния на офицерский корпус. Военной профессией прене­брегали не только представители привилегированных классов, но и зажиточные группы средних слоев населения, которые вы­бирали более престижную с точки зрения социального статуса карьеру. В своем подавляющем большинстве профессиональные военные кадры рекрутировались из представителей мало зажиточ­ных групп средних слоев населения. Материальное положение уругвайских, военных было далеко не блестящим. Даже офицеры высоких рангов получали, как правило, меньше, чем начинающий администратор в какой-либо частной компании. Уругвайские военные не представляли для крупного биз­неса, как местного, так и иностранного интереса с точки зрения привлечения их в управление компаниями, акционерными обществами. Социолог тех времен Карлос Баньялес писал, что "уругвайские военные не занимали каких-либо ключевых позиций в об­ществе, не обладали таким влиянием и связями, которые име­лись в соседних странах, чтобы сделать их объектом внима­ния со стороны частных предпринимателей".

В то же время вооруженные силы Уругвая обладали высо­кой степенью профессиональной подготовки. Это объяснялось как самим положением армии в обществе, которое позволяло военным сосредотачивать вое внимание на совершенствовании своего профессионального умения, так и тем фактом, что для военных, выходцев из малозажиточных слоев населения, военная профессия была единственным средством утвердить себя в обществе, доказать ее престижность и даже преимущество по сравнению с другими профессиями. Процесс политизации вооруженных сил стал особенно интенсивно развиваться с конца 50-х - начала 60-х годов, что, помимо углубления структурного кризиса общества страны, бы­ло связано и с обострением противоречий в рядах правящих классов, с разрывом традиционного альянса между промышлен­ной буржуазией и латифундистско-помещичьей олигархией. При­ход к власти в 1959 г . партии "Бланко", выражавшей интере­сы сельской фракции господствующих классов, свидетельство­вал об обострении противоречий в их рядах. Именно тогда партии "Колорадо" и "Бланко", отбросив в сторону тезис об "аполитичной армии", стали вербовать себе сторонников в ее рядах, иными словами начали втягивать военных в политику. В вооруженных силах все более определенно брала верх тенденция к превращению армии в своеобразную "автономную" силу в политической системе, которая начинала играть роль "надклассового" арбитра в политических схватках, со­циальных конфликтах. Ряд факторов как объективного, так и субъективного порядка способствовал этому процессу. Немаловажную роль тут сыграло усиление влияния Пентагона, его во­енно-политической, контрреволюционной доктрины на уругвай­скую армию. Еще в 1953 г. был подписан двусторонний военный пакт между США и Уругваем, который поставил уругвайскую ар­мию под контроль Пентагона.

Американская политика, по мнению А. Ф. Шульговского, оказала крайне отрицательное влияние на развитие вооруженных сил страны. В результате вмешательства Пентагона были ликвидированы планы по созданию национальной военной промышленности. Все снабжение уругвай­ской армии военной техникой было поставлено под полный кон­троль Пентагона. Под его же контролем осуществлялась пере­подготовка уругвайских военных (в американских военных училищах за период 1946 - 1970 гг. подготовку прошли 1723 уругвайских военных). С конца 50-х - начала 60-х годов давление Пентагона на уругвайскую армию, как и на армии других латиноамериканских стран, шло по линии их превращения в орудие подавления освободительного (леворадикального) движения, борьбы с "подрывной деятельно­стью". По словам уругвайского социолога Карлоса Рамы, на Уругвай оказывалось сильнейшее давление со стороны тогдаш­них военных режимов Бразилии и Аргентины, которые угрожали совершить даже интервенцию в страну, если она окажется не в состоянии собственными силами справиться с "подрывной де­ятельностью" коммунистических группировок.

Открытое американское вмешательство во внутрен­ние дела армии обострило борьбу течений в ее рядах. Традиционные "конституционалисты" в вооруженных силах продолжа­ли стоять на позициях "аполитичности" армии, выступали про­тив ее политизации. На первый взгляд на таких же "конституционалистских" позициях стояли представители патриотического течения, ко­торые резко выступали против подчинения вооруженных сил Пентагону, его военно-политической доктрине. Однако эта по­зиция отражала отрешение патриотически настроенных воен­ных, прежде всего из рядов молодого офицерства, воспрепят­ствовать превращению армии в орудие борьбы с народными мас­сами во имя защиты интересов иностранных монополий и мест­ной олигархии. Прежде чем в вооруженных силах успели окончательно вы­кристаллизоваться различные течения и тенденции, армия бы­ла втянута в самую гущу политических событий, что постави­ло ее перед лицом сложнейших проблем внутриполитической жизни. Особенность вторжения уругвайской армии на полити­ческую авансцену заключалась в том, что именно сами господ­ствующие классы, еще до недавнего времени заявлявшие о сво­ей приверженности к ее "аполитичности", вывели, так ска­зать, вооруженные силы из казарм, чтобы бросить их на по­давление борьбы трудящихся.

Использование армии в борьбе против народных выступле­ний усилилось с конца 60-х годов. Правительство президента Хорхе Пачеко Ареко насильственно мобилизовывало в армию ба­стующих студентов, превращало военных в своего рода над­смотрщиков над банковскими служащими, чтобы сломить их во­лю к борьбе. Конфронтация правящих кругов с Движением национального освобождения (тупамарос) еще больше усилила вмешательство армии в политику. Деятельность тупамарос, которые избрали в качестве основного метода борьбы городскую партизанскую войну (налеты на банки, похищения, индивидуальный тер­рор, действия небольших групп-боевиков), резко противоречи­ла борьбе массовых демократических организаций, профсоюзов.

Прогрессивные силы, в родах которых крепло влияние ком­партии, осуществляли политику мобилизации народных масс, бо­ролись за создание освободительной антиимпериалистической коалиции, которая оформилась в стране в начале 1971 г., по­лучив название Широкий фронт. Широкий фронт добился заметных успехов на президент­ских и парламентских выборах в ноябре 1971 г . — он получил 20% всех голосов. Фронт оказался второй по количеству подан­ных голосов политической силой в Монтевидео. В этих условиях деятельность тупамарос, несмотря на героизм и личную честность многих участников движения, на­носила ущерб освободительному движению в стране, распыляла его силы. Кроме того, настроения вульгарного антимилитариз­ма, характерные для тупамарос, играли на руку правящим кру­гам страны, которые отождествляли взгляды ультралевых с по­зицией компартии и других прогрессивных сил, стремились вну­шить военным, что приход к власти левых сил приведет к лик­видации профессиональной армии, замене ее рабочей милицией.

К началу 70-х годов роль армии в уругвайском обществе еще больше возросла. Неспособность правящих кругов силами полиции оправиться с тупамарос постепенно привела к факти­ческой передаче всей полноты власти в руки вооруженных сил. В сентябре 1971 г. правительство Пачеко Ареко передало ру­ководство борьбой с "подрывной деятельностью" в руки армей­ского командования, подчинив ему полицию. В декабре 1971 г. была создана хунта командующих всеми родами войск, которая, по словам Карлоса Рамы, стала "эмбрионом параллельной военной власти". В апреле 1972 г. уру­гвайский парламент одобрил закон о введении в стране "сос­тояния внутренней войны", что повлекло за собой сосредото­чение в руках армии широких функций гражданской администра­ции. Военные получали право создавать собственные трибуналы для суда над арестованными, казармы превращались в тюрьмы, возникали военные концентрационные лагеря. Под предлогом борьбы с тупамарос резко увеличились го­сударственные расходы на армию. К 1972 г. численность армии, полиции, специальных соединений увеличилась до 50 тыс. (12 тыс. человек в 1960 г.) , а на их содержание предназначалось око­ло 1/4 всего национального бюджета. Участие армии в борьбе против "подрывной деятельности" создало благоприят­ные условия для расширения североамериканского влияния на вооруженные силы как с помощью щедрых кредитов на их перевооружение, так и путем посылки военных экспертов и советни­ков.

Политика правящих классов по превращению армии в кара­тельные отряды по борьбе с освободительным движением вызва­ла резкое противодействие со стороны демократически настроенных военных. С особой ясностью эти настроения в конце 60-х годов проявились в деятельности генерала Либера Сереньи и его сторонников. Один из образованнейших генералов уругвай­ской армии, человек коммунистических взглядов, Л. Сереньи командовал войсками первой военной зоны, штаб-квартира которой находилась в Монтевидео. В мае 1968 г. он в знак протеста против подавления армией выступлений студентов и государст­венных служащих подал в отставку. Позиция генерала Л. Сереньи была поддержана молодыми офицерами первой военной зоны, которые в открытом письме обвинили правительство в поддержке "ультраконсервативных" течений в армии, враждебных народу. Впоследствии генерал Л. Сереньи стал председателем Широкого фронта, был выдвинут от него кандидатом в президенты во время выборов 1971 г. Видную роль в Широком фронте сыграли его единомышленники генерал Виктор Ликандро, полковник Карлос Суфриатеги. Глубокая озабоченность патриотически настроенных воен­ных превращением вооруженных сил в карательные соединения по подавлению народных выступлений была тем более обосно­ванной, что в армии все явственнее выступали на первый план негативные, антинародные тенденции. Это проявилось, напри­мер, в том, что часть военных, возомнив себя вершителями судеб страны, жестоко расправлялась с бастующими, глумилась над арестованными.

В 1972 г., репрессии, осуществляемые армией и полицией, достигли таких масштабов — в течение года подверглись аре­стам свыше 20 тыс. человек — что они, по словам К. Рамы, не имели себе равных в Латинской Америке, если учитывать размеры страны и численность ее населения. Использование армии в репрессивных целях, ее фактиче­ское превращение в параллельную политическую власть, повлек­ли за собой большие изменения в вооруженных силах. В усло­виях глубокого кризиса уругвайского общества армия превра­щалась, о чем говорилось выше, в относительно автономную силу, стала играть роль арбитра в политической жизни стра­ны. Однако знакомство военных с различным сторонами наци­ональной жизни, с положением и борьбой различных социальных сил способствовало более полному осознанию ими того факта, что страна переживает глубокий кризис, который охватил как экономические, так и политические структуры. Иными словами, борьба с "подрывной деятельностью" позволила военным обна­ружить, что причины глубокого кризиса страны отнюдь не вы­званы борьбой левых сил, или городской герильи.

Военные все больше осознавали,' что вся социально-экономическая, политическая система переживает глубокий кри­зис, коррупция и продажность разъедают правящие группиров­ки. По словам генерала Л. Сереньи, именно это обстоятельст­во "позволяет военным осознавать тот факт, что помимо обыч­ной подрывной деятельности существует деятельность не менее глубокая и опасная, пожалуй, более пагубная для интересов страны и народа". Именно все эти факторы и обстоятельства способствовали быстрому процессу политизации военных, превращению армии в армию, так сказать, митингующую и рас­суждающую. Этим объясняется тот факт, что к неудовольствию правя­щих кругов в вооруженных силах активно стали обсуждаться проблемы, связанные с причинами национального кризиса, пу­тями выхода из него. Так, члены военно-морского клуба на своей ассамблее в августе 1972 г , приняли специальную резо­люцию, осуждающую такие формы подрывной деятельности, как "эксплуатация национальной экономики", "узурпирование у народа результатов его труда", "моральная, административ­ная и политическая коррупция", "вздувание цен и спекуляция в ущерб народу", деятельность "по подрыву национального су­веренитета". С не менее знаменательными заявлениями вы­ступил 23 сентября 1973 г. представитель военно-воздушных сил бригадир Хауме, который в число врагов уругвайского на­рода, помимо тупамарос, включил "спекулянтов, ростовщиков, контрабандистов, расхитителей государственной казны". Дело не ограничивалось только словесным осуждением коррупции, разгула спекуляции. Представители армии яви­лись инициаторами ряда громких расследований неблаговид­ных действий представителей государственного аппарата, ли­деров правящей партии. Карлос Рама, характеризуя эту деятельность военных, подчеркивает, что вооруженные силы как бы превратились в "выразителя весьма типичных стремлений и интересов среднего класса, из рядов которого рекрутируются офицерские кадры". Действительно, как и в других латино­американских странах, выступления уругвайских военных про­тив коррупции, "продажных политиков" являлись, бесспорно, специфическим отражением в армейской среде настроений сред­них слоев населения.

Как в Уругвае, так и в других странах Латинской Амери­ки, результаты "антикоррупционной" деятельности военных бы­ли далеко неоднозначны. Для части уругвайских военных борь­ба за "оздоровление" общества, была, так сказать, ступень­кой на пути превращения в гегемонистскую силу в политике под флагом "мессианства", "провиденционализма" вооруженных сил. Как правило, это были антинародные, антикоммунистиче­ски настроенные военные круги, хотя влияние "мессианской" концепции армии затрагивало и патриотические течения в во­оруженных силах. Для представителей этих течений было характерно стрем­ление овязать борьбу с коррупцией, разложением государствен­ного аппарата с преобразованиями старых, анахроничных струк­тур уругвайского общества в интересах народных масс. Во время февральских событий 1973 г. эти сложные, про­тиворечивые процессы в армии как бы выплеснулись наружу, об­наружив со всей очевидностью, что бурная политизация воору­женных сил теснейшим образом связана с углублением кризиса уругвайского общества.

Непосредственной причиной вступления вооруженных сил на политическую арену со своей собственной программой по­служило назначение нового военного министра. Военные возра­жали против такого назначения, заявляя, что военный министр тесно связан с "традиционными политиками", не отвечает про­фессиональным требованиям. За короткое время (9 - 10 февраля) вооруженные силы выпустили так называемые коммюнике №4 и №7, в которых излагалась позиция военных (коммюнике №4 не было подписано представителями во­енно-морских сил, поскольку вначале флот занимал "конституционалистские" позиции невмешательства вооруженных сил в политику). Представители армии заявляли, что "вооруженные силы не хотели возвращаться назад, к той уже канувшей в прошлое эпохе, когда они были вооруженной рукой экономических и политических группировок. В обоих коммюнике излагался также целый ряд мер, кото­рые предлагали военные, чтобы вывести страну из кризиса. Они выступали за улучшение жизни неимущих слоев населения путем ликвидации безработицы с помощью разработки планов развития, создания новых рабочих мест, перераспределения земельной собственности, осуществления новой политики в области цен и заработной платы, резкого улучшения системы здравоохране­ния. В коммюнике выдвигались требования развернуть "реши­тельную борьбу с противозаконной деятельностью в области экономики, с коррупцией". В области внешней торговли и по­литики авторы коммюнике выступали за стимулирование экспор­та, уменьшение внешней задолженности путем отказа от излиш­них расходов, реорганизации дипломатической службы. Военные выступали за "искоренение всех форм подрывной деятельности, от которых страдает страна, путем установле­ния соответствующего законодательства в целях контроля за ней и применения санкций против нее". Проведение в жизнь этой программы гарантировалось при условии передачи клю­чевых позиций в государственном секторе под контроль воен­ных. Вооруженные силы, говорилось в коммюнике, не будут вме­шиваться в профсоюзные и студенческие выступления, за исклю­чением тех случаев, когда их масштабы могут создать угрозу для безопасности страны. Одновременно указывалось на необходимость воспрепятствовать проникновению чуждой "уругвай­ским традициям марксистско-ленинской доктрины и философии и вербовке ею сторонников".

Как видно из простого перечисления требований, в коммю­нике содержались как позитивные меры, так и негативные. Именно так оценили эти программные заявления партии (компар­тия, соцпартия, христианско-демократическая), входящие в Широтий фронт. Со специальным заявлением по поводу программы военных выступила компартия. По мнению коммунистов, многие требова­ния, содержащиеся в коммюнике, отвечали национальным интере­сам и "проведение их в жизнь открыло бы благоприятные пер­спективы для выхода страны из кризиса". В то же время коммунисты отмечали слабость программы, ее противоречия; в частности, это относилось к недостаточно решительному разоблачению деятельности империалистических монополий, местной олигархии, расплывчатой, неопределенной постановке вопроса о политических свободах, профсоюзных правах. С особым беспокойством отмечали коммунисты предубежден­ность и недоверие военных в отношении рабочего класса, предрассудки и враждебность к революционной, пролетарской теории. Обращаясь к военным, коммунисты подчеркивали, что "рабочий класс и его авангард, вдохновляясь идеями марксизма-ленинизма, всегда находились в первых рядах борьбы за глубокие преобразования, и поэтому существует объективное совпадение их взглядов со многими требованиями, с которыми выступают вооруженные силы, особенно с идеалами Артигаса". Это был призыв к патриотически настроенным военным вы­ступить вместе о трудящимися, народными массами в борьбе против олигархии, за обновление родины. Иными словами, такая позиция коммунистов означала, что они ясно осознавали необходимость борьбы за армию, привлечения ее на сторону на­рода, призывали включиться в эту борьбу вое прогрессивные антиимпериалистические силы. Поэтому они решительно высту­пали против односторонних, неверных теорий и концепций в отношении вооруженных сил.

Коммунисты не раз указывали на большой вред "вульгар­ного антимилитаризма", отождествляющего всех военных с оли­гархией, что затрудняло борьбу за единство действий всех патриотических сил. В то же время они настойчиво говорили об опасности военного патернализма, который пренебрегал под­держкой народных масс, стремился исключительно силами армий решать сложные социальные и политические проблемы страны. Принципиальная, боевая позиция уругвайских коммунистов приобретала тем большее значение, что олигархия отнюдь не собиралась складывать оружия, стремилась не допустить сою­за армии о народом. Как весьма тревожный факт, уругвайские коммунисты от­мечали, что февральский кризис не привел к устранению от власти президента Бордаберри, выразителя интересов самых реакционных кругов уругвайской олигархии. Поэтому февральское выступление армии далеко не ответило на вопрос об ис­ходе борьбы народных масс и патриотически настроенных воен­ных с олигархией.

Из февральского кризиса армия бесспорно вышла неизме­римо усилившей свои позиции в политическом плане. Военные заняли ключевые посты в правительстве, по их требованию был создан Совет национальной безопасности, который стал Своего рода высшей инстанцией, контролированной экономическую и по­литическую жизнь страны. Однако, укрепившись у власти, военные отнюдь не проявляли желания начать проведение в жизнь обнародованной в феврале программы социально-экономи­ческих преобразований. Больше того, последующие коммюнике свидетельствовали о том, что военные отошли от своей февраль­ской программы и прежде всего от ее социального содержания, глубины и масштабности поставленных проблем. В этих коммюнике лишь обличалась коррупция, подвергались нападкам политические партии, парламент и в то же вре­мя обходилась молчанием проблема борьбы о засильем олигар­хии, империализма в стране. Больше того, представители во­енного командования усилили нападки на профсоюзы, рабочий класс, недвусмысленно давая понять, что ни о каком союзе ар­мии с трудящимися не может идти и речи. Вместо конструк­тивного диалога, который предлагал военным Национальный конвент трудящихся для поиска путей выхода из кризиса, во­енное командование явно проявляло стремление проводить по­литику патерналистской опеки над рабочим движением, устано­вить контроль над профсоюзами.

Подобную эволюцию в позиции вооруженных сил нельзя сво­дить к однозначным причинам. Здесь сыграло свою роль отсутствие у вооруженных сил какой-либо обстоятельно разработан­ной патриотической военно-политической доктрины, что давало возможность правым в армии и вне ее небезуспешно манипулиро­вать националистическими лозунгами "спасения родины", "вы­вода страны из социального, экономического, политического кризиса". Все это вносило идеологическую сумятицу в ряды вооруженных сил. Активно использовала, реакция в своих интере­сах и левацкие лозунги "вульгарного антимилитаризма", чтобы восстановить военных против левых сил, "институционно" их сплотить под флагом антикоммунизма. Надо сказать, что это стремление к сохранению "инсти­туционного единства" в армии на антинародной платформе, как показало дальнейшее развитие событий, стало одним из важных факторов сохранения олигархией своих позиций. В подобном развитии послефевральских процессов сыграло роль и то обстоятельство, что олигархии во многом удалось (уступив политическую авансцену военным) создать своего ро­да совместную платформу борьбы против "подрывной деятельно­сти", за "экономическое развитие" страны, за ее "националь­ное возрождение". Эта идеологическая, политическая мимикрия олигархии, политику которой воплощала группировка президента Бордаберри, осуществлялась прежде всего по линии демагогического противопоставления военных как носителей идей на­ционализма рабочему классу, трудящимся, которые являлись орудием в руках "подрывных элементов", представителей "ино­странных доктрин".

Свою роль в подобном развитии событий сыграло и то, что представители олигархии сознательно шли на упразднение институтов "представительной демократии", с одной стороны с целью опасения обоих позиций, с другой — для того, чтобы связать военных с собой круговой порукой. Июньский государ­ственный переворот (1973 г.), совершенный группировкой Бор­даберри при поддержке военного командования, свидетельство­вал о том, что олигархия выложила на стол свои последние козырные карты в сложной политической игре, которую она ве­ла с февраля 1973 г. Запрещение деятельности парламента, по­литических партий, т. е. ликвидация институтов "представи­тельной демократии" еще больше укрепила позиции военных в политической жизни страны, поставила под их еще более строгий контроль деятельность президента и правительства. Однако, сознательно идя на урезывание своей политической власти в пользу военных, олигархия добилась того, что ар­мия объективно выступила в защиту интересов привилегирован­ных классов, противопоставила себя народу. С драматической очевидностью эти негативные процессы в вооруженных силах обнаружились во время июньской забастовки, объявленной тру­дящимися в ответ на государственный переворот. Двухнедельная борьба рабочего класса пре­следовала своей целью, помимо всего прочего, привлечь на сторону народа патриотически настроенные круги военных, до­бившись тем самым стратегически важного изменения соотноше­ния сил. Однако эту задачу революционным силам, пролетариа­ту не удалось выполнить, хотя в рядах армии во время забас­товки и наблюдались симпатии к борьбе пролетариата. Тем не менее в вооруженных силах возобладало стремление к корпора­тивному институционному единству. Немаловажную роль при этом сыграло то обстоятельство, что в военной среде не без активного содействия реакции действия левацких группировок с их лозунгами "вульгарного антимилитаризма" отождествлялись с позицией подлинно революционных, левых сил. По словам чле­на Исполкома ЦК Компартии Уругвая Хулио Гонсалеса, в "глазах военнослужащих все коммунисты были тупамарос, а значит вра­гами. Этим в значительной степени объясняется то, что все­общая забастовка не достигла одной из главных целей: изме­нить позицию, занимаемую армией".

Определенную роль в таком развитии событий сыграло и то обстоятельство, что средние слои населения в своем большинстве в общем-то занимали во время забастовочной борьбы пролетариата пассивную позицию созерцательного наблюдателя. Все эти факторы не могли не оказать влияния на вооруженные силы, в которых процесс размежевания был приостановлен, за­глушен, а кастовые, корпоративные настроения возобладали, что только играло на руку крайне правым представителям во­енной вертушки. Член Исполкома, секретарь ЦК Компартии Уругвая Энрике Родригес писал:

“

Вся ли уругвайская армия поддержала дикта­туру? Это более чем спорный вопрос. Но совер­шенно очевидно, что кастовый дух господствует в вооруженных силах и лишь глубокие потрясения могут изменить положение, свидетелями которого мы стали в Уругвае. Демократически на­строенные военные, участвовавшие в февральских событиях, были смещены. А правые элементы в армии спелись с теми, кто в феврале намеревался "снести голову" уругвайским военным. Классовый страх сродни свахе, соединяющей даже не совместимых по характеру людей.

”

Поставив себя на службу олигархии, олицетворением ко­торой был президент Бордаберри, армия обрекла себя на бесславную роль орудия в руках местной реакции и международных монополий. Все это предопределило усиление в рядах армии корпоративистских, милитаристских тенденций, что отделяло ее пропастью от народа. О милитаризации страны свидетельствовал тот факт, что уже в 1974 г. по меньшей мере 50% всего национального бюджета расходовалось на содержание армии и полиции. Олигархия делала все возможное, чтобы превратить военных в привилегированную касту, оторванную от народа. Идеологи режима с момента его установления заявляли, что он ставит своей целью модернизировать отсталую экономи­ческую структуру, вывести страну из политического кризиса, искоренить коммунизм, создать "демократическое общество". Достичь этой цели пришедшая к власти олигархическая группи­ровка, опирающаяся на военную верхушку, рассчитывала с по­мощью широко разрекламированной "неолиберальной" политики, основные принципы которой сводились к ничем неограниченной свободе деятельности иностранных монополий, концентра­ции и монополизации капитала, ликвидации "неконкурентоспо­собных" предприятий немонополистической части буржуазии. Важнейшим компонентом "неолиберальной" стратегии было резкое сокращение доли трудящихся в национальном доходе пу­тем замораживания и урезывания заработной платы, ликвидации многих социальных завоеваний.

Таким путем правящая верхушка надеялаоь добиться модер­ низации страны, упрочить капиталистическую систему о помо­ щью перестройки экономических и социальных институтов стра­ ны. "Экономическая либерализация" способствовала-таки рас­ ширению деятельности как иностранных, так и местных монопо­ лий. По словам Р.Лриоменди, правящие круги "переводят по существу насильственным путем в руки империалистических и национальных монополий капиталы, накопленные национальными промышленниками и крупными производителями в деревне. Это ведет к быстрому обнищанию широких трудящихся маос и дово­ дит до самых возмутительных пределов зависимость от империа­ лизма" 3 *. В особо трагичеоком положении в результате такой поли­ тики оказались трудящиеся. К началу 1977 г . покупательная ^ Ариомендй Р. УП Конгресс Коминтерна и фашизм в Ла­ тинской Америке сегодня. М., 1977, о.Н О . 513 способность трудящихся снизилась на 60% ло сравнению о тем» что было 10 лет тому назад. Только за первые четыре меояца 1977 г . реальная заработная плата упала еще на 7,3% 32. По­ ложение усугубляется растущей безработицей, которая за по­ следние годы увеличилась с 8% до 17% 33, Последствия "неолиберальной" политики сказались на на­ циональной торговле и промышленности, которые теряют овои позиции в результате катастрофического -сужения внутреннего рынка, разорительной конкуренции оо стороны монополистиче­ ского капитала. Poor внешней задолженности, не прекращающаяся инфляция еще больше ухудшают положение страны, свидетельствуя о пол­ ной неоостоятельнооги утверждений правящей верхушки о их борьбе за "национальное достоинство" и "процветание". Стремясь обеопечить проведение в жизнь "неолиберальной" цолитики, правящие круги объявили "крестовый поход" против демократических оил, вотав на путь ликвидации боевых проф­ союзов, прогрессивных организаций и объединений. С особым ожесточением они обрушили террор на коммунистов. В тюрьмах и концентрационных лагерях находится около 6 тыс. человек, что составляет самый большой процент во всей Латинской Аме­ рике, если принять во внимание численность населения. Идеологи правящего режима усиленно пропагандируют тео­ рию "политико-поихологической войны", основной тезио кото­ рой оводитоя к чиотке государства от "марксистов" и воех тех,"ад а отдавая дань либерализму, играет на руку маркои- отам" 34, Катастрофические пооледотвия уругвайского "мак­ картизма" налицо. Режим' террора и-репрессий, установленный в отране, соз­ дал трагическое положение в области культуры, образования, * 55 FCU. B o letin d el Partido Comunista de Uruguay. 1977, N 5-7, p .6 . 6 *** 55 Ibidem. Ibid., p .9 . науки, вызвал маооовый исход уругвайцев. За последние годы из страны эмигрировало около 500 тыс. человек. Среди них много молодежи, квалифицированных рабочих, дипломированных опециалиогов, что наносит колоооальный ущерб экономическо­ му и социальному потенциалу страны, отбраоывает ее развитие на много лет назад. Однако реакции не удалооь заморозить общественное раз­ витие отраны, уничтожить компартию, другие прогрессивные ои- лы, которые ведут самоотверженную борьбу, что свидетельству­ ет о неоломленном духе уругвайского народа. Эта борьба, под­ черкивают коммунисты, способствует изоляции режима, пропа- отью отделяет его от народа, который видит в нем чуждую ок­ купационную силу 35^ Углубляющийоя кризис "неолиберальной" политики не мог не отразиться на вооруженных силах, на "оплоте” правящего режима. Такое меого вооруженных сил в политической оиотеме режима оправдывалось необходимостью обеспечить отране "на­ циональную безопаонооть" во имя "развития". Военная верхуш­ ка немало сделала для того, чтобы поставить военных на служ­ бу самым экстремистским силам реакции, превратив армию в "вооруженную руку" олигархии. Выступая на XI Совещании командующих армиями американ­ ских государств (октябрь 1975 г . ) , генерал Вадора призывал совещание объявить "борьбу не на жизнь а на омерть маркои- стоко-щшилиотичеокой подрывной деятельности на воем конти­ ненте" Э£>. Однако альяно "армия-олигархия" не был прочным: по ме­ ре катаотрофичеоки ухудшающегооя положения стран противо­ речия в его рядах становились вое очевиднее. Причины недо­ вольства в армии своими партнерами по союзу были неоднознач­ ными, проявляясь по-разному на различных уровнях армейской иерархии. 35 * 35 FCU. B o lo tin d e l P artido Comunista do Uruguay, 1977, И 5-7, P.9. OC. Cm . Casa de las Americas, La Habana, 19?6, N 97, p . 7 » 515 Военная верхушка, претендуя на решающую роль армии в. жизни страны, болезненно относилась к ущемлению ее пре­ рогатив оо стороны олигархической группировки, возглавляе­ мой президентом Бордаберри. Последний, постоянно расточая похвалы по адресу военных, превознося их "месоианокую" роль , одновременно стремился ограничить участие представителей военной верхушки в повседневной полити­ ке, оставляя себе тем самым свободу действий в интересах олигархического клана.В этом проявились не только личные амбиции, стремление сыграть первую роль в альянсе, но и недоверие олигархии к армии. Этим-то и объясня­ ется вручение президентом страны секретного меморан­ дума хунте главнокомандующих (декабрь 1975 г . ). Бордаберри призывал военных нести бремя власти во имя защиты жизненно важных "идеалов страны", а не для того, чтобы "ее непосред­ ственно осуществлять". Такая трактовка роли армии отнюдь не устраивала воен­ ную верхушку, которая раоочитывала, что именно Бордаберри и его окружение станут послушным орудием в ее руках.Военные отнюдь не хотели таокать для него каштаны из огня, молчали­ во санкционируя вое действия олигархии, ставя оебя тем са­ мым в уязвимое положение. Иными слогами, военная элита, по крайней мере внешне,стремилась сохранять определенную ди­ станцию от своих союзников из лагеря олигархии, чтобы иметь возможность время от времени проявлять овой "национализм", выступать о критикой президента. В немалой степени это объ­ яснялось стремлением нейтрализовать патриотические течения в вооруженных силах, сохранять институционное единство. Именно этими соображениями следует объяснять устране­ ние армией от власти (июнь J976 г . ) Бордаберри, замену его А.Мендеоом, доверенным лицом военной верхушки. Процеосы, происходящие в вооруженных силах, не замыка- 37 37 . Он, например, заявил, что наличие на латиноамери­ канском континенте марксизма заставляет вооруженные силы играть господетвуюп(ую роль в жизни своих стран.-L a Manana, 19/5* 12 mayo. югоя на уровне военной элиты. На воех уровнях, во воех зве­ ньях армии растет недовольство существующим положением. Ведь многие военные считали, что,придя к власти, армиЬ сможет бо­ лее эффективно провести в жизнь коммюнике № 4 и № 7 .обеспе­ чив стране и национальную безопасность и развитие. Эти иллюзии активно поддерживались и поддерживаются военной верхушкой, представители которой не упуокают случая, чтобы не сказать о своей верности духу этих документов.Одна­ ко драматическая действительность страны,трагедия ее народа постепенно открывает глаза многим военным на то,куда их при­ вел союз с олигархией.Объясняя причины роста оппозиционных настроений в армии,мексиканский журнал "Комерсио экстериор" писал: "Монополистическ.я группа,которая вершит судьбы стра­ ны под флагом осуществления экономии,со страшной силой об­ рушивается на немонополистические круги буржуазии,а также на трудящихся,что наносит колоссальный ущерб стране,поскольку речь идет о большинстве народа.А из его недр как раз и выхо­ дят военные, многие из которых начинают понимать, что выб­ рали не тот путь" 38 39. Кризио в рядах армии, как подчеркивают уругвайские ком­ мунисты, постоянно углубляется,проявляясь в растущем разоча­ ровании военных в той роли,какую их заставляют выполнять38. Стремясь воспрепятствовать росту оппозиционных настроений в армии,военная верхушка все. шире использует репрессии,бро­ сая в тюрьмы десятки патриотически настроенных офицеров "только за то, что они высказываются за изменение политичес­ кого курса" 40. Уругвайские коммунисты, выступая за создание широкой коалиции демократических сил, способной вывеоти отрану из кризиса, обращаются ко воем военным, патриотам, которые 38 Coraercio e x te rio r, Mexico, 1975* N 7* р®760. 39 РОТ. B o le tin del Partido Comunista de Uruguay® 1977* N 5-6-7, P.7. 40 Ib id ., p .6 . 51? "отказываются быть предателями дела Артигаоа и готовы бо- рогьоя за свободу и справедливость" о призывом участ­ вовать в борьбе против диктатуры.

Организация

На данный момент Вооруженные силы Уругвая имеют следующую организацию.

Сухопутные войска

Сухопутные войска Уругвая в настоящее время состоят из 4-х пехотных бригад и 15 пехотных батальонов (один подчинен кавалерии).

• 1-я пехотная бригада "Генерал Эуженио Гарсон":
  • 1-й пехотный батальон "Флорида";
  • 2-й пехотный батальон "Ресистенция".
• 2-я пехотная бригада "Генерал Хосе де Сан-Мартин":
  • 4-й механизированный батальон пехоты "Ориенталь";
  • 5-й пехотный батальон "Асенсио";
  • 6-й механизированный батальон пехоты "Капитан Мануэль Артигас";
  • 13-й бронетанковый батальон пехоты;
  • 15-й механизированный батальон пехоты.
• 3-я пехотная бригада:
  • 7-й пехотный батальон "Итусаинго";
  • 8-й механизированный батальон пехоты "Генерал Леандро Гомес";
  • 9-й механизированный батальон пехоты "Ринкон".
• 4-я пехотная бригада:
  • 10-й механизированный батальон пехоты "Тридцать три Ориенталес";
  • 11-й пехотный батальон "Бригадный генерал Хуан А. Лавальеха";
  • 12-й механизированный батальон пехоты "Генерал Леонардо Оливера".
• Армейский запас:
  • 14-й пехотный батальон парашютистов;
  • 3-й пехотный батальон "24 апреля" (в настоящее время подчинен 3-й кавалерийской бригаде).

Униформа

1828 - 1916

За весь период с 1828 по 1916 гг. все уругвайские военные и полицейские носили сплошную небесно-голубую кокарду.

Во время Парагвайской войны уругвайская армия носила униформу, практически идентичную французскому регламенту 1845 года.

Источники

• https://ru.wikipedia.org/wiki/Вооружённые_силы_Уругвая
• https://en.wikipedia.org/wiki/Armed_Forces_of_Uruguay
• http://www.crwflags.com/fotw/flags/uy%5E.html
• http://ejercito.mil.uy/rangos/Uniforms/Uruguay%20uniforms2.html
• http://www.solanoinfante.com/portada/articulos/art-14.html
• http://www.solanoinfante.com/variedades/un-recuerdo-banderines.html
• http://www.taringa.net/posts/offtopic/18029704/Ejercito-Uruguayo-en-fotos.html
• http://www.uruguaymilitaria.com/Foro/showthread.php?tid=306
• http://worldmilitaryintel.blogspot.com/2013/05/blog-post_2476.html
• http://www.marinebadges.com/collection/uruguay/photo
• http://ejercito.mil.uy/armas/infanteria/
• http://ejercito.mil.uy/armas/caballeria/
• http://www.uruguaymilitaria.com/Foro/showthread.php?tid=306
• http://deii.ejercito.mil.uy/armas/artilleria/grpa2/Armamento.htm
• Шульговский А. Ф. — Армия и политика в Латинской Америке. — 1979.